182100 Псковская обл., г. Великие Луки,
ул. Л. Толстого, 25
тел.: (8253) 5-31-56; 5-36-32
e-mail: [email protected]

главная | карта сайта | гостевая книга 

 

© Великолукская центральная районная модельная библиотека, 2006—08
Разработка и техническая поддержка: АНО «Институт информационных инициатив»

Спроси библиотекаря


Портал Library.ru
Виртуальная справка
Читальный зал Творчество наших земляков

Н.С. ГОНЧАРОВ

Николай Семенович Гончаров

Николай Семенович Гончаров родился 28 августа 1925 года на Украине. Вырос он в Сибири, куда во времена сталинских репрессий была сослана его семья. В Новокузнецке он закончил литературное отделение местного педагогического института. Учился в художественной студии. В 1962 году переехал в Великие Луки.

Н.С. Гончаров преподавал изобразительное искусство в школах, историю искусства в детской художественной школе. Ему принадлежит авторство ряда публикаций о деятелях искусства прошлого и современности, о достопримечательностях края, о выдающихся земляках, писателях Псковщины. В 2001 году вышла его книга "К берегам детства". Им же подготовлена к изданию книга о художнике Леониде Птицыне.

Писатель ведет активную просветительскую деятельность в Великолукском районе, выступает с лекциями о литературе и искусстве на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях. Также им было организовано несколько выставок художников-земляков. С 1980 по 1997 год он был художником-педагогом дополнительного образования в Полибинском детском доме, создал музыкальную гостиную и студию.

Гончаров – инициатор и организатор районных праздников Пушкинской поэзии. К 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина им подготовлена художественно-музыкальная программа "Страницы пушкинской поэзии". Он постоянный участник праздников фронтовой поэзии в д. Борки, искренний почитатель и пропагандист творчества писателя-публициста И.А. Васильева. Н.С. Гончарову присуждена премия имени И.А. Васильева


КИРЬЯНОВНА

Очерк

В ГОДЫ студенческие пожили мы с Тимофеем в общежитии – шумно, безалаберно показалось; решили на квартиру попроситься. Тоже неподалеку от института, чтоб по утрам побыстрее на занятия успевать.

Просторная комната в длинном старом бараке. Печка, возле нее за занавеской хозяйка помещалась, старуха лет шестидесяти, добрая, общительная.

А в другом углу, где между двумя железными койками столик утверждался, мы обитали. Лампа-грибок на столике, книги и тетради. И по табуретке. Что еще надо для студентов?

По утрам старушка готовила нам поесть, что-нибудь самое простое, домашнее...

И разговор у нас по вечерам был самым домашним, что в магазине давали, да про соседей... Больше в книжки да тетрадки смотрели.

Бабушка про свою деревеньку рассказывала, про родню. И нашими делами интересовалась, советовала, как лучше нам свое житье обустроить.

Я вспомнил ее, когда читая "Крестьянского сына", такую же заботливую старуху встретил – Кирьяновну. Эта в своей избе жила, старой, похилившейся набок, но с узорными нарядами на окнах.

"И сама Кирьяновна была под стать избе. Сухощавая и жилистая, с глубокими морщинами на лице, но без единого седого волоса и с полным ртом зубов. Она и обликом, и манерами, и речью напоминала о былой своей славе первой девки на селе".

Так вот один из ее постояльцев, Серега, собирается жениться. На младшей из Зименковых. А Кирьяновна не советовала – дескать, Зина не в материну роду, а в батькину. А тот шибко с бутылкой в родстве... Чего ж тут ожидать.

– "Все дело в воспитании, Кирьяновна, – разубеждаю я старуху. – Вот поженятся, и Серега ее перевоспитает.

– Не-е, родимый, горбатого могила исправит. И продолжает ворчливо-добродушно: "Своя-то матерь далеко, приструнить некому. Сколь вас пошло ныне, безматерных! Кто присмотрит да на ум наставит? То-то вот."

Вспоминаю добрую Кирьяновну и думаю: как права была она, говоря о нас, безматерных. Вылетевшие из родного гнезда в пятнадцать-шестнадцать лет, мы находили приют и заботу под крышами деревенских старух.

Они нас кормили, обстирывали, обихаживали и на ум наставляли. Была в них какая-то важность, заставлявшая нас без слов подчиняться им. Сплошь неграмотные, но поразительно мудрые и, что важно, деликатные старухи природным своим умом на удивление точно улавливали, что нам можно и чего нельзя.

Они оберегали парней от гулянок, где пьют и дерутся, от всякого непотребства и легкомыслия. Целое поколение сельских учителей вскормлено, вынянчено и выпестовано такими вот Кирьяновнами, – с признательностью вспоминает о них писатель.

А позднее, после войны... Куда было податься молодым, бесприютным парням и девушкам? К старухам деревенским, в их убогие избушки, иногда и просто землянки после пожарищ.

Жили с огорода, у иной коза или кролики водились. Бывали такие старательницы, что и корову держали. Постояльцы помогали им сена накосить, тоже к деревенским заботам приобщались, одной семьей и жили.

И не оставляли потом своих охранительниц без внимания – в гости приезжали, помогали, писали. Как к своим родительницам относились.

С любовью и уважением писали о таких заботливых, чутких старухах и Федор Абрамов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Владимир Солоухин... В памяти народной оставались их имена.

"А потом разом все кончилось. Будто отсекло, – горюет писатель. – Это ж диво: нынешние пяти- и десятиклассники растут без бабки! Хожу нынче деревнями – сколько одиноких старух! Разве летом, на месяц-два, пригреются около них внучата – и все!

Живет в моем сердце вина перед старухами".

А сколько их в нынешнее лихолетье! В умирающих селах и деревеньках! Некуда им, бедным, податься – не берут их в молодые-то семьи. К иным еще наведываются с подрастающими ребятишками, даже на каникулы оставляют... Этим отраднее.